- А-а-а, - в упоении, как безумная, закричала Нонна и потрясла поднятыми вверх кулаками. - Еще греми! Еще лей! А-а-а!..
А на Силаева напал страх. Знал еще с детства, что купаться в грозу очень рискованно - молнии бьют по воде чаще, чем по земле. И он крикнул Нонне, чтобы вылезала, не то ее убьет.
- А пусть, - крикнула она. - Перун, Перун, убей нас! Убей!
Перун точно услышал ее крик, загремел еще чаще над самой головой, захлестал по реке молниями, как огненными кнутами, хотел покарать за кощунственное желание. Казалось - еще один удар грома, еще одна вспышка - и убьет их обоих.
Нонна не переставала кричать, вздымать руки к небу, вошла в такой раж, что Силаеву казалось - она, и правда, хочет, чтобы ее убило.
- Сергей, - снова назвала она его по имени, - покричим вместе: Перун, Перун, греми сильней, бей сильней!
И неожиданно Силаеву передался ее азарт, ее отчаянное, безумное желание, чтобы сильней гремел гром, чаще били молнии. Он пришел в то счастливое состояние, когда не только не боишься - радуешься опасности, играешь с ней в жмурки - жизнь или смерть! Он, как и Нонна, стал выскакивать из воды навстречу молниям, грому, протягивать к небу руки. "Боже, как хорошо, как замечательно в этой вольной стихии, в быстротечной Клязьме, - думал он. - Я на свободе!"
- Да здравствует свобода! - закричал он, чувствуя себя в этой стихии, как в битве, в той самой, что он избрал для себя на всю жизнь. Теплая, клокочущая вода, раскаты грома, как пушечная канонада, вспышки молний, и он, здоровый, молодой, не ведающий ни страха, ни колебаний... Вот в такие минуты и бросаются солдаты навстречу смертельной опасности, не жалея себя и своей жизни...
Молнии вдруг стали реже. Перун отъехал на своей колеснице, и перекаты его доносились чуть слышно, похожие на рычание большого, но не злого зверя. Дождь стих, стал мельче, синеватые нити его потончали.
Первой вылезла из воды Нонна. К лодке шла не торопясь, смело, словно и не было никого рядом. Силаев поплавал в реке еще немного, пока она одевалась, потом пригнулся и, прикрываясь руками, побежал к лодке, вытащил из-под нее докторский халат, накинул на себя, а уж потом стал одеваться. Одетые сели рядом под лодкой - дождь еще сыпал, - грелись друг о друга.
- Мы - безумные, - сказал Силаев. - Глупый риск купаться в грозу. Зачем?
- А я всегда купаюсь в грозу. И не боюсь, - похвасталась Нонна. - Вы же не боитесь кидать бомбы.
- Хм... Бомбы. А я их не кидаю.
- А за что тогда в тюрьме сидели?
- За бомбы, - сказал он и засмеялся, глядя ей в лицо. - А вы кто?
- Нонна.
- Ну, где учитесь, служите?
- Нигде. В этом году окончила гимназию. Выйду замуж за какого-нибудь губернского секретаря, пристава или провизора. Нарожаю детей... Послушайте, Сергей, возьмите меня в свою организацию. Я ничего не боюсь. Я хоть сегодня пошла бы на баррикады. Только во Владимире нет баррикад, - вздохнула она с сожалением.
- Замуж - и баррикады? - мотнул головой Силаев. Нонна не переставала удивлять его своей эксцентричностью - то отчаянно легкомысленная, то слишком серьезная. Попробуй, пойми, какая она. Вот же приветила его, незнакомого мужчину, беглого арестанта, сидит с ним под лодкой на пустынном вечернем берегу. Не боится. Даже раздевалась вон... Что это - игра в романтику или просто недомыслие? В одном был уверен Силаев - в том, что Нонна сделает все, чтобы ему помочь. Об этом и спросил:
- Нонна, вы поможете мне выбраться из города?
- Вдвоем выберемся, - сказала она и резко тряхнула мокрыми волосами она выжала их и распустила, чтобы скорей просохли. - А за это возьмете меня с собой. Ладно? - И так глянула на него, такой сделала жест рукой, так повела плечом - ну словно царица указ объявила.
- Так сразу и решили?
- Я решаю сразу. Вы возьмете меня отсюда, не то я дома сдохну. Родителей ненавижу. Они бы меня давно выпихнули замуж, да я не хочу. Кто они? Дворяне, торгаши владимирские. Дают за мной большое приданое. Ух, до чего они мне противны со своей моралью. Дайте мне динамита, я подложу под их магазин и взорву. Я - единственная наследница их богатств, и они не чают дождаться внуков. Возьмете?
- Не знаю.
- Меня уже не раз сватали. На приданое охотников хватает. Отцу и матери сказала: выдадите силком - на воротах повешусь и напишу, что родители петлю на шею надели. Они меня сумасшедшей считают. Приглашали докторов из Москвы. Один все приглядывался ко мне, изучал, правда ли я сумасшедшая, а потом предложил руку и сердце. Старый хрыч, песок сыплется, на колени стал, а подняться не может, ревматик чертов. Комедия.
Она придвинулась к нему, положила ему руки на плечи, несколько секунд глядела в лицо, потом сказала тихо и решительно:
- А за тебя я пойду замуж.
Он, как загипнотизированный, тоже глядел ей в глаза: они, словно магнитом, притягивали его к себе, и он, ослепленный ими, весь отдался их силе.
- Я все последние годы мечтала встретить такого, как ты (вот и на "ты" перешла сразу), встретить революционера. Вот и встретила. Осудят тебя на каторгу - пойду за тобой. На смерть осудят - свою шею в петлю суну. - Еще ближе придвинулась, привлекла Силаева к себе, приблизила губы, вздрагивавшие в уголках. Какое-то время так и сидела, обдавая его лицо горячим, частым дыханием, а потом поцеловала, смело, пылко, но, как почувствовал Силаев, неумело.
Жаркое оцепенение, как медовый дурман, охватило его. Теперь уж он сам порывисто и крепко обнял девушку, прижал к себе и, не в силах противиться ее мучительной близости, целовал, целовал, дрожа всем телом, потеряв ощущение реальности, потеряв рассудок... Это был отчаянный порыв, безумие, наваждение, кинувшее их друг к другу, вспышка, подобная вспышке молнии, и, забыв про все, они отдались страсти, погрузились в хмельное забытье...